Концепт телесности как символическое проявление человеческой свободы
Малахова Наталия Владимировна
Тело как проявление свободы и культуры личности: материалы областного научно-практического семинара. – Нижний Новгород: Нижегор. Фил. ИПБ, 2010. – 52 с. С. 27-30.
В данной статье освещается понимание телесности в постмодернистской философской традиции (М. Мерло-Понти, Ж. Лакан, Э. Левинас, Ж. Делез, Ф. Гваттари), что дает возможность прикоснуться к глубинным слоям психики человека. Выделяются особые моменты бытия, когда тело является началом всего сущего и в символической форме заявляет о себе окружению, делая понятным потаенный язык неосознаваемых моментов человеческой жизни. Это позволяет субъекту посредством телесности выражать свою свободу, право на незавершенность и интенцию на осуществление многообразного, объемного существования в мире. В данном контексте трактуется культурное наследие постмодернизма и расширение возможностей социальной практики.
Открытия постмодернизма в трактовке принципа телесности повлекли за собой создание совершенно новой концепции в литературе и искусстве, где произошло сращивание чувственного и интеллектуального планов бытия, стало возможным рассмотрение таких пластов психики и состояний сознания, которые неподвластны воле и рациональному объяснению. Например, чувственный компонент устройства человека способен распознать и в дальнейшем наделить эти откровения глубоким смыслом.
Аффективные, расщепленные состояния поддаются интерпретации как истоки человеческой природы, наделенные особой энергией хаоса, из которого рождается все сущее. В пространстве проявления чувственного аспекта сексуальности, на котором в постмодернизме делается акцент, постоянно появляется нечто новое, что невозможно повторить. Тогда можно мыслить тело, «как текст», как сумму текстов.
Вводя понятие «пишущее тело», Э. Левинас говорит не только о проявлении телесности в пространственно-временных движениях, но и о том, что эти проявления воплощаются в культурно-историческом наследии [1].
В постмодернистской философии появляются понятия, призванные обосновать концепцию «пишущего тела». Таковой, например, является «ризома», которая не представляет никакой стабильной «корневой системой», но при этом растет «разом во все стороны» и неявно содержит «скрытый стебель» (Ж. Делёз, Ф. Гваттари) [2].
В таком разомкнутом представлении бытия появляются дополнительные степени свободы и возможности в репрезентации внутреннего чувственного плана субъекта. Можно варьировать, смещая акценты с означающего и означаемого на их «срединные связи». В центр внимания помещается не смысл, а само игровое действие.
Варианты смысла остаются открытыми, в зависимости от способов прочтения и возможностей читателей (зрителей). Исчезает однозначность и ставится под сомнение стремление к поиску непреложных истин. Единство и целостность бытия расщепляются, что ведет к расщеплению знака, субъекта, телесности. Тело в постмодернистской философии воспринимается как фрагментарное, разъединенное (разъятое) на части.
Образ телесности, репрезентированный в посмодернисткой философии, проникает в языки культуры своего времени, создавая сгущения внутри пластов этой культуры. Эту идею можно проиллюстрировать на примере творчества сербского писателя М. Павича.
М. Павич в своей нелинейной прозе в манере гипертекста, где текст имеет особенность ветвиться в различных направлениях или выполнять действия по запросу, бесконечно проверяет и соотносит внутреннюю и внешнюю реальность. Писатель погружает читателя в чувственно – телесный слой восприятия описываемых событий.
Его произведения «Хазарский словарь», «Пейзаж, нарисованный чаем», «Внутренняя сторона ветра», «Ящик для письменных принадлежностей», «Звездная мантия» и др., создают особое взаимодействие читателя и текста. Именно текста, а не автора. Автор «умирает», «растворяется» в этом многообразии переплетений. Это то, о чем пишет Р. Барт: «присвоить тексту Автора – это значит ...застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо» [2, с.165].
Герои М. Павича могут находиться в чужих снах («ловцы снов») [3, с. 159], а, проснувшись однажды, оказаться «…не в своей постели, а в чьей-то чужой душе» [4, с.33]. Они предпочитают передвигаться по чужой душе в потемках, находить там окно, представляющее «собой толкование времени и жизни» [там же, с.36], говорящее о существовании двух вечностей и являющееся ключом к пониманию жизни. Герои оказываются способными ухватывать мгновения и наполнять их смыслом: «Жизнь возможна только в таком времени, которое на мгновение остановилось, и невозможна тогда, когда оно течет неприрученным» [там же, с. 37]. Они могут «созидать внутри себя тишину», и заполнять свои дни, решая важную в данный момент жизни задачу, какая из рук тяжелее, правая или левая [там же, с.55]. Погружаясь в пространство текста М. Павича, можно рассуждать вместе с участниками повествования о «необходимости двух пар глаз», которые имеют что-то общее, о том, что «можно смотреть своими глазами сквозь чужие», а «левым глазом сквозь правый» [там же, с. 59]. Вдруг в одном из многих прикосновений к тексту понять, что «Человеческая жизнь странная гонка: цель не в конце пути, а где-то посередине, и ты бежишь, бежишь, может быть, давно уже мимо пробежал, да сам того не знаешь, не заметил, когда это произошло. Так никогда и не узнаешь. Поэтому бежишь дальше» [там же с. 39].
Здесь в полной мере отражается суть постмодернистского направления – отсутствие начала и конца, а только наличие «середины», воплощающее в себе открытое пространство для всевозможных вариантов, для переплетения событий самым причудливым образом, что предполагает достаточную свободу и способность к риску, заложенную в читателе.
В психотерапевтической практике благодаря концепту телесности раздвигаются границы познания и понимания бытия. Соприкосновение с хаосом глубинных аспектов психики вскрывает родовые начала жизни, что дает возможность последующей интеграции опыта пациента через ощущение его целостного присутствия в мире и в своем теле.
Например, представляя образ «Ручей», пациентка описывает глубокую расщелину между морским дном и краем берега, которая уходит вглубь к центру земли. Мощный поток земли, устремляясь туда, все несет за собой. Пациентку удивляет, что рядом ничего нет, только теплая вода, которая своим потоком несет ее в эту черную щель. Ей страшно, что щель станет более узкой, и она поранит ноги и тело о каменистые стены. Но этого не происходит. Ущелье нигде не заканчивается и никуда не ведет. Внезапно картина становится мутной и пациентку волшебным образом выносит на пляж.
Допущение свободы выражения и вера в способность пациентки справиться с нахлынувшими переживаниями, способствует спонтанному течению образа. Такой способ взаимодействия позволяет психотерапевту не стремиться «спасать» пациента. Это дает ему (пациенту) уникальную возможность вновь прожить этапы своего рождения. Подобный процесс можно назвать совместным творчеством, где пациент «пишет» и «переписывает» свою историю заново в пространстве принятия и веры в его потенциал. Новый опыт втягивается всем его существом во внутреннее устройство психики через комплекс телесных и эмоциональных переживаний, что ведет к более целостному и осознанному присутствию человека в мире.
Концепт телесности в постмодернистской философии привносит свободу и новизну в восприятие искусства, позволяет выстраивать социальную практику как творческий акт в пространстве, разделенном на двоих, где творцом является сама жизнь.
Список литературы
1. Levinas E. Totality and Infinity: An Essay on Exteriority [текст] / Levinas E. // Translated by Alphonso Lingis. Pittsburgh: Duquesne University Press, 1969.
2. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. Москва: Интрада, 1998, 255с.
3. Павич М. Хазарский словарь: Роман – лексикон. Женская версия / Пер. с серб. Л. Савельевой – СПб.: Азбука, 2001, 352 с.
4. Павич М. Внутренняя сторона ветра: Роман о Геро и Леандре / Пер. с серб. Л. Савельевой – СПб.: Азбука, 2001, 192 с.
© Н.В. Малахова, 2010.
В данной статье освещается понимание телесности в постмодернистской философской традиции (М. Мерло-Понти, Ж. Лакан, Э. Левинас, Ж. Делез, Ф. Гваттари), что дает возможность прикоснуться к глубинным слоям психики человека. Выделяются особые моменты бытия, когда тело является началом всего сущего и в символической форме заявляет о себе окружению, делая понятным потаенный язык неосознаваемых моментов человеческой жизни. Это позволяет субъекту посредством телесности выражать свою свободу, право на незавершенность и интенцию на осуществление многообразного, объемного существования в мире. В данном контексте трактуется культурное наследие постмодернизма и расширение возможностей социальной практики.
Открытия постмодернизма в трактовке принципа телесности повлекли за собой создание совершенно новой концепции в литературе и искусстве, где произошло сращивание чувственного и интеллектуального планов бытия, стало возможным рассмотрение таких пластов психики и состояний сознания, которые неподвластны воле и рациональному объяснению. Например, чувственный компонент устройства человека способен распознать и в дальнейшем наделить эти откровения глубоким смыслом.
Аффективные, расщепленные состояния поддаются интерпретации как истоки человеческой природы, наделенные особой энергией хаоса, из которого рождается все сущее. В пространстве проявления чувственного аспекта сексуальности, на котором в постмодернизме делается акцент, постоянно появляется нечто новое, что невозможно повторить. Тогда можно мыслить тело, «как текст», как сумму текстов.
Вводя понятие «пишущее тело», Э. Левинас говорит не только о проявлении телесности в пространственно-временных движениях, но и о том, что эти проявления воплощаются в культурно-историческом наследии [1].
В постмодернистской философии появляются понятия, призванные обосновать концепцию «пишущего тела». Таковой, например, является «ризома», которая не представляет никакой стабильной «корневой системой», но при этом растет «разом во все стороны» и неявно содержит «скрытый стебель» (Ж. Делёз, Ф. Гваттари) [2].
В таком разомкнутом представлении бытия появляются дополнительные степени свободы и возможности в репрезентации внутреннего чувственного плана субъекта. Можно варьировать, смещая акценты с означающего и означаемого на их «срединные связи». В центр внимания помещается не смысл, а само игровое действие.
Варианты смысла остаются открытыми, в зависимости от способов прочтения и возможностей читателей (зрителей). Исчезает однозначность и ставится под сомнение стремление к поиску непреложных истин. Единство и целостность бытия расщепляются, что ведет к расщеплению знака, субъекта, телесности. Тело в постмодернистской философии воспринимается как фрагментарное, разъединенное (разъятое) на части.
Образ телесности, репрезентированный в посмодернисткой философии, проникает в языки культуры своего времени, создавая сгущения внутри пластов этой культуры. Эту идею можно проиллюстрировать на примере творчества сербского писателя М. Павича.
М. Павич в своей нелинейной прозе в манере гипертекста, где текст имеет особенность ветвиться в различных направлениях или выполнять действия по запросу, бесконечно проверяет и соотносит внутреннюю и внешнюю реальность. Писатель погружает читателя в чувственно – телесный слой восприятия описываемых событий.
Его произведения «Хазарский словарь», «Пейзаж, нарисованный чаем», «Внутренняя сторона ветра», «Ящик для письменных принадлежностей», «Звездная мантия» и др., создают особое взаимодействие читателя и текста. Именно текста, а не автора. Автор «умирает», «растворяется» в этом многообразии переплетений. Это то, о чем пишет Р. Барт: «присвоить тексту Автора – это значит ...застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо» [2, с.165].
Герои М. Павича могут находиться в чужих снах («ловцы снов») [3, с. 159], а, проснувшись однажды, оказаться «…не в своей постели, а в чьей-то чужой душе» [4, с.33]. Они предпочитают передвигаться по чужой душе в потемках, находить там окно, представляющее «собой толкование времени и жизни» [там же, с.36], говорящее о существовании двух вечностей и являющееся ключом к пониманию жизни. Герои оказываются способными ухватывать мгновения и наполнять их смыслом: «Жизнь возможна только в таком времени, которое на мгновение остановилось, и невозможна тогда, когда оно течет неприрученным» [там же, с. 37]. Они могут «созидать внутри себя тишину», и заполнять свои дни, решая важную в данный момент жизни задачу, какая из рук тяжелее, правая или левая [там же, с.55]. Погружаясь в пространство текста М. Павича, можно рассуждать вместе с участниками повествования о «необходимости двух пар глаз», которые имеют что-то общее, о том, что «можно смотреть своими глазами сквозь чужие», а «левым глазом сквозь правый» [там же, с. 59]. Вдруг в одном из многих прикосновений к тексту понять, что «Человеческая жизнь странная гонка: цель не в конце пути, а где-то посередине, и ты бежишь, бежишь, может быть, давно уже мимо пробежал, да сам того не знаешь, не заметил, когда это произошло. Так никогда и не узнаешь. Поэтому бежишь дальше» [там же с. 39].
Здесь в полной мере отражается суть постмодернистского направления – отсутствие начала и конца, а только наличие «середины», воплощающее в себе открытое пространство для всевозможных вариантов, для переплетения событий самым причудливым образом, что предполагает достаточную свободу и способность к риску, заложенную в читателе.
В психотерапевтической практике благодаря концепту телесности раздвигаются границы познания и понимания бытия. Соприкосновение с хаосом глубинных аспектов психики вскрывает родовые начала жизни, что дает возможность последующей интеграции опыта пациента через ощущение его целостного присутствия в мире и в своем теле.
Например, представляя образ «Ручей», пациентка описывает глубокую расщелину между морским дном и краем берега, которая уходит вглубь к центру земли. Мощный поток земли, устремляясь туда, все несет за собой. Пациентку удивляет, что рядом ничего нет, только теплая вода, которая своим потоком несет ее в эту черную щель. Ей страшно, что щель станет более узкой, и она поранит ноги и тело о каменистые стены. Но этого не происходит. Ущелье нигде не заканчивается и никуда не ведет. Внезапно картина становится мутной и пациентку волшебным образом выносит на пляж.
Допущение свободы выражения и вера в способность пациентки справиться с нахлынувшими переживаниями, способствует спонтанному течению образа. Такой способ взаимодействия позволяет психотерапевту не стремиться «спасать» пациента. Это дает ему (пациенту) уникальную возможность вновь прожить этапы своего рождения. Подобный процесс можно назвать совместным творчеством, где пациент «пишет» и «переписывает» свою историю заново в пространстве принятия и веры в его потенциал. Новый опыт втягивается всем его существом во внутреннее устройство психики через комплекс телесных и эмоциональных переживаний, что ведет к более целостному и осознанному присутствию человека в мире.
Концепт телесности в постмодернистской философии привносит свободу и новизну в восприятие искусства, позволяет выстраивать социальную практику как творческий акт в пространстве, разделенном на двоих, где творцом является сама жизнь.
Список литературы
1. Levinas E. Totality and Infinity: An Essay on Exteriority [текст] / Levinas E. // Translated by Alphonso Lingis. Pittsburgh: Duquesne University Press, 1969.
2. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. Москва: Интрада, 1998, 255с.
3. Павич М. Хазарский словарь: Роман – лексикон. Женская версия / Пер. с серб. Л. Савельевой – СПб.: Азбука, 2001, 352 с.
4. Павич М. Внутренняя сторона ветра: Роман о Геро и Леандре / Пер. с серб. Л. Савельевой – СПб.: Азбука, 2001, 192 с.
© Н.В. Малахова, 2010.